Форс дважды закрывал глаза только для того, чтобы заставить их открыться вновь. Его руки глубоко зарылись в мех повизгивавшей Люры, которой очень не нравился этот способ передвижения. Но грузовик все ехал и ехал и, наконец, они покатили по ровному месту, ударяясь о ржавые рельсы железной дороги. Грузовик замедлил ход и, наконец, остановился, зарывшись бампером в кучу угля.
С минуту все трое оставались там, где были, потрясенные и ослабевшие.
Потом они достаточно успокоились, чтобы вывалиться из кабины. Эрскин рассмеялся, но его голос окреп, когда он сказал:
– Если кто-нибудь и последовал за нами, то сейчас они должны быть далеко позади. И мы должны постараться, чтобы это расстояние увеличилось.
Они использовали в качестве укрытия обломки и быстрым шагом продвигались на юг. Наконец, речная долина снова свернула в сторону от избранного ими южного направления. Тогда они поднялись по склону и отправились дальше, пробираясь через заросшие лесом развалины городских окраин.
Солнце стояло высоко, поджаривая их головы и плечи. Ветерок, дувший с озера на сушу, доносил какой-то подозрительный запах. Эрскин с шумом втянул его.
– Дождь, – было его заключение, – мы не могли и надеяться на большую удачу. Он смоет наш след...
Но Чудища не преследуют свою добычу вне города... или преследуют?
Теперь они, наверное, далеко выходят в поля – ведь был тот след, оставленный охотниками на оленей. И отец Форса был убит стаей не в пределах города, а на окраине большого леса. Нельзя было считать себя в безопасности только потому, что они выбрались из развалин города.
– По крайней мере, мы путешествуем, не обремененные тяжелым багажом, – заметил Эрскин некоторое время спустя, когда они остановились отдохнуть и выпить густого сока, которым Форс утром наполнил свою флягу.
Он с сожалением подумал о кобыле и добыче, которую она несла только вчера. Осталось очень мало, чтобы доказать правдивость его истории – всего лишь два кольца на пальцах и несколько мелочей в Звездной Сумке. Но когда наступит время свести счеты с Айри, у него будет возможность предъявить Совету карту и свой путевой дневник.
У Эрскина осталось даже меньше, чем у Форса. Палица из музея, не считая ножа на поясе, была единственным оставшимся у него оружием. В сумке он хранил кремень и кресало, два рыболовных крючка и обмотанную вокруг них леску.
– Если бы только у нас был барабан, – с сожалением произнес он. Будь он у меня в руках, мы бы даже сейчас смогли поговорить с моим народом. Без сигналов найти их можно будет только случайно – если только мы не наткнемся на след какого-нибудь другого разведчика.
– Идем со мной в Айри! – импульсивно предложил Форс.
– Когда ты рассказал мне свою историю, друг, разве ты не говорил, что сам сбежал от своего племени? Будут ли они приветствовать твое возвращение, особенно, если ты приведешь с собой чужака? В этом мире все еще существует ненависть. Позволь мне рассказать тебе о моем народе – эта история давних дней. Основавшие мое племя летающие люди были рождены с темной кожей и поэтому в свое время много натерпелись от тех, у кого кожа была более светлая. Мы – мирные люди, но нас гнетет древняя боль и она иногда шевелится в нашей памяти, отравляя ее горечью и злобой.
Когда мы отправлялись на север, мы старались завести дружбу со степняками – три раза, насколько я знаю, мы посылали к ним вестников. И каждый раз нас встречали градом боевых стрел. Так что теперь наши сердца ожесточились, и мы постоим за себя, если понадобится. Можешь ли ты пообещать, что горцы протянут нам руку дружбы, если мы придем к ним!
Горячий румянец залил щеки Форса. Ему был известен ответ на этот вопрос. Чужаки были врагами – это было старое-престарое правило. И все же, почему должно быть именно так? Земля эта была обширна и богата, а люди немногочисленны. Наверняка ее хватило бы на всех, она простиралась дальше и дальше, вплоть до самого моря. А в древние времена люди строили корабли и плыли через моря к другим обширным землям.
Он высказал все это вслух, и Эрскин с радостной готовностью согласился с ним.
– У тебя очень прямые мысли, друг. Почему мы не должны доверять друг другу только потому, что наша кожа разного цвета, а наши языки звучат по-разному? Но мой народ живет тем, что обрабатывает землю, он сажает семена, и из них вырастает пища, он пасет овец, которые дают шерсть, из которой мы вяжем наши плащи и зимние покрывала. Мы делаем из глины горшки и кувшины и обжигаем их до твердости камня, работая своими руками и радуясь этому. Степняки – охотники, они приручают лошадей и пасут стада коров – они любят быть все время в движении, исследовать новые тропы. А твой народ...
Форс сощурился от света солнца.
– Мой народ? Мы всего лишь небольшое племя, состоящее из нескольких кланов, и часто зимой нужда заставляет нас ходить тощими и голодными, потому что горы – это суровое место. Но превыше всего мы уважаем знания, мы живем для того, чтобы обшаривать руины, чтобы попытаться понять и вновь научиться вещам, в свое время сделавших Древних великими. Наши врачеватели борются с болезнями тела, а наши учителя и Звездные Люди – с невежеством ума...
– И все же те самые люди, которые борются с невежеством, сделали из тебя изгоя только потому, что ты отличаешься от них...
Щеки Форса покраснели во второй раз.
– Я – мутант. А мутантам доверять нельзя. Те... Те Чудища – тоже мутанты... – Он не мог больше выжать из себя ни слова.
– Люра – тоже мутант...
Форс мигнул. Три спокойных слова этого ответа значили больше, чем просто ответ. Напряжение оставило его. Ему стало жарко – не от стыда и не от палящего солнца, повисшего над ними. Это был добрый жар, которого он не ощущал никогда прежде... Никогда.